Дмитрий Азов - В строю — сыновья
— Удивил… Да у нас, считай, полроты, а то и более без отцов выросли. Выходит, всем надо спустя рукава приказания выполнять да кое-как военному делу учиться. Нет уж, извольте, я ему на смену, убитому отцу, пришел… А о сержанте вы зря плохо думаете. Он человек толковый.
Вскоре рота вышла на стрельбище. День выдался не из лучших. По небу плыли густые облака, сея мелкий снежок. На вышке затрепетал красный флажок. Виктор взглянул наверх, присмотрелся. Вышка, словно корабль, плыла навстречу облакам.
Командир роты перед строем объявил, что первыми будут стрелять офицеры, потом сержанты, а после них — солдаты.
На огневом рубеже сержант Василенко. Он внимателен, сосредоточен.
— Газы! — слышится отрывистый голос руководителя.
Сержант ловко надевает противогаз, не прекращая наблюдения за полем «боя». Появилась первая цель и почти одновременно застрекотал автомат.
— В атаку — вперед!
Сержант ускоренным шагом идет в атаку. Взгляд его по-прежнему устремлен туда, где каждую секунду появляются все новые и новые цели. Раздаются короткие очереди. Мишени, пораженные, падают. Рядом с ними вспыхивают белые фонтанчики. Это пули поднимают снег.
— Отлично, — объявили результат.
«Сейчас командир скажет: «Вот так стреляйте, как я», — подумал рядовой Гребенюк. Но сержант подошел к нему и просто посоветовал:
— Будьте внимательней, в противогазе труднее наблюдать за целями, — он провел ладонью по горячему лбу, заправил под шапку непокорный черный чуб. — В общем, не теряйтесь.
Гребенюк уже не слышал последних слов. Он думал о том, что после отличной стрельбы своего командира стыдно осрамиться, — позор на всю роту. В это время офицер вызвал солдата на огневой рубеж.
Когда сообщили, что рядовой Гребенюк хорошо выполнил упражнение, сержант не удержался от радостного возгласа:
— За это хвалю!
Казалось, встает солдат на правильный путь. И верно, многое изменилось в поведении Виктора. Он стал более сдержан, не грубил товарищам и командиру. Но прошло некоторое время, и Гребенюк вновь проявил свой характер.
Однажды, когда все уже спали, Виктор попытался уйти из казармы.
Семенов, стоявший дневальным, запротестовал:
— Куда это собрался?
— Со знакомым надо встретиться. Дело есть.
— А дела такие нужно с командиром решать. Дозволения у него просить.
— При чем тут дозволение?
— При том, — отрезал Семенов. — Тебя похвалили за стрельбу? Похвалили. Так что ж ты, опять себя очернить хочешь?
— Да ведь никто не узнает.
— А я?
— Так ты же друг.
— Друг-то друг, а в самоволку не пойдешь. Ясно?
— Слу-ж-жака ты, — заикаясь, выдавил Виктор, — слу-ж-жака!
— Не жужжи, — нахмурил Семенов белесые брови. — Попроси завтра командира. Он отпустит, если дело важное, неотложное. А насчет служаки мы как-нибудь потом поговорим.
Об этом случае сержант Василенко немедленно доложил командиру взвода старшему лейтенанту Зотову.
…ДА И САМ ОТЛИЧИСЬ
— Нелегкая задача, — сказал офицер, выслушав Василенко. — Я тоже немало думал о Гребенюке. Многое в его поведении мне непонятно. Но чувствую, хлопец хороший. Может быть, он рассчитывает на какие-то особые привилегии как сын героя? Требует к себе какого-то особого подхода. Как вы думаете?
— Вот именно, товарищ старший лейтенант, — оживился Василенко. — Подавай ему подвиг. Что мне, говорит, полы мыть, направо, налево в строю поворачиваться, на брусьях висеть и через «козла» прыгать? Это, говорит, не то.
— Завтра после занятий я побеседую с ним. Спасибо, что зашли.
На другой день в дверь канцелярии несмело постучали.
— Войдите, — ответил офицер.
— Товарищ старший лейтенант, рядовой Гребенюк по вашему приказанию прибыл.
— Проходите, товарищ Гребенюк, присаживайтесь.
Виктор сел на стул, вопросительно посмотрел на офицера.
Он приготовился выслушать очередную нотацию, упреки.
А старший лейтенант, приглаживая вьющиеся волосы и внимательно посматривая на Виктора, мягко заговорил:
— У меня к вам дело есть, рядовой Гребенюк.
— Какое, товарищ старший лейтенант?
— Случайно, роясь в подшивках газет, обнаружил я одну вещь.
Офицер попросил Виктора подойти поближе и ткнул пальцем в крупный заголовок:
— В этом очерке рассказывается о человеке, вам незнакомом совершенно. Зато его знал ваш отец. На одном фронте сражались они. Хотите почитать?
— Очень! — ответил Гребенюк.
— Тогда забирайте подшивку с собой. Прочтете, завтра в это же время принесите.
— Есть! — Виктору не терпелось узнать о человеке, который шел с отцом одними путями-дорогами.
Когда Гребенюк появился в казарме, солдаты окружили его, спрашивали:
— Ну что? Здорово пробрал тебя старший лейтенант?
Виктор улыбнулся:
— Да нет. Вот почитать дал, а что — еще и сам не знаю.
— Тогда пошли вместе почитаем, — предложил Василенко. — Это всем интересно.
— Нет уж, — ответил Гребенюк, — извините меня, не могу. Я лучше один…
— Вот нелюдимый, — воскликнул Байков. — И когда же ты к армейским порядкам привыкнешь?
— За три года привыкну, — отшутился Виктор и скрылся в ленинской комнате. Здесь он углубился в чтение. Читал с такой жадностью, будто пил свежую, родниковую воду.
…Август сорок третьего года. Наши войска получили приказ о прорыве «Голубой линии». После мощной артиллерийской подготовки они перешли в атаку.
В первой цепи наступающих вело бой отделение коммуниста гвардии младшего сержанта Иосифа Лаара. Прикрываясь бронею танков, бойцы ворвались в первую траншею противника. Вокруг свистели пули, вспыхивали черные столбы разрывов. Иосиф будто не замечал этого, поливая врага автоматным огнем. Но гитлеровцы оборонялись упорно, с ожесточением обреченных. Справа вспыхнул наш танк, подбитый фашистами, вышло из строя орудие сопровождения. Наступающим становилось все тяжелей. Под свинцовым ливнем пулеметов рота залегла. Дорогу преградил неприятельский дзот. Гвардейцы несли потери. Нужно было срочно предпринять что-то.
Командир роты приказал блокировать дзот. Выполнение задачи возложил на отделение младшего сержанта Лаара.
Гвардейцы по-пластунски поползли по росистой траве. Вот и амбразура. До нее рукой подать. Лаар укрывается в воронке. Меткий бросок. Пулемет замолчал. Наступление продолжалось.
Но вот ожил второй дзот фашистов и снова прижал гвардейцев к земле. Лаар укрылся в окопе, брошенном фашистами. По дзоту ударили наши пулеметчики. На какое-то время он захлебнулся.
Командир батальона крикнул:
— За мной, вперед!
Но едва успели воины приподняться, как снова ожил дзот и начал косить их кинжальным огнем.
И тогда Лаар пополз вперед, скрылся в воронке, приготовил гранаты. Первый, второй, третий бросок. И неудачно. Пулеметчик повернул дуло в сторону Лаара, но достать его было невозможно: гвардеец находился в «мертвом пространстве». В Лаара полетела граната. Она разорвалась неподалеку. Осколком воину разорвало живот. Автомат вылетел из рук. Иосиф потерял сознание.
Фашисты думали, что он мертв, и продолжали вести огонь по залегшей пехоте, но Лаар, очнувшись, зажал пилоткой живот, подбежал к амбразуре, схватился за раскаленный ствол, стараясь прижать его к земле. Потом навалился грудью на амбразуру. Пулемет захлебнулся…
Иосифу Лаару было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. А после войны имя его навечно зачислено в списки части. И каждый день оно произносится на вечерней поверке. В роте стоит аккуратно заправленная койка, а над нею помешен портрет Иосифа…
Виктор одним махом прочитал очерк. И в его сознании встал образ воина, непобедимого в своей верности Родине.
Когда на второй день Гребенюк снова пришел в канцелярию, чтобы отдать газету, старший лейтенант спросил:
— Ну, каково ваше мнение?
— Это здорово! А главное, было ему где развернуться. Сейчас вот не проявишь себя.
— Не проявишь? — прищурился офицер. — Я считаю: тот, кто постоянно думает, как бы проявить себя, подвигом «осчастливить» Родину, никогда подвига не совершит. Есть у некоторых такое мнение: если понадобится, первым в атаку пойду, на дзот брошусь, под танк, жизни не пощажу и прочее. Странные люди. Невдомек им, что наш подвиг сейчас — это постоянный воинский труд. Путь к славе нелегок, слава к человеку приходит между делом, если дело достойно ее, и подвиг не мимолетная вспышка, не фосфорический блеск, а вечный огонь в человеке, в его сердце…
Иосиф Лаар, совершая свой подвиг, вовсе не думал «отличиться». Он выполнял свой долг. Да, кстати, в той же части, в составе которой воевал он, служит ефрейтор Анатолий Лаар — сын героя. Превосходный солдат — знак отличника носит. В авиационной части служит сын дважды Героя Советского Союза генерала Полбина — прекрасный летчик-истребитель.